|
Исследование рассуждения в логике и паралогических
дисциплинах имеет свои особенности. Исторически сложилось так, что в качестве
основной формой аргумента в логике рассматривалось трехставное суждение -
силлогизм (см. «Аналитики» Аристотеля). Однако может ли всякая сюрма
рассуждения быть представлена в виде силлогизмов? Часто полагают, что
Аристотель стремился к этоду, по крайней мере, для дедуктивного рассуждения,
поскольку понимал, что оно разительно отличается (а) от индуктивного и (б)
основанного на примерах. Он также знал, что диалектическое рассуждение,
характерное для дискуссии и направленное на критику, существенно отличается от
демонстративного, в котором делаются умозаключения от принципов некоторой
конкретной науки. Однако такие различия он связывал с посылками, используемыми
в разных типах рассуждения.
Для аналитического/демонстративного рассуждения
посылки, согласно Аристотелю, должны быть истинными и исходными (либо
производными – полученными из таких посылок).
Для диалектического рассуждения посылки представляют
собой общепринятые мнения (ср. топосы, или локусы). Природа же (способ)
рассуждения в обоих типах рассуждения одинакова и состоит в выведении
залкючений из пропозиций, заданных как посылки (в этом, как представляется,
заключается непреложность, предсказуемость и применимость логики – в отличие от
эвристического рассуждения).
В риторике же силлогизмы при рассуждении используются
иначе, так что некоторые посылки остаюгся невыраженными и трансформируются в
энтимемы.
Согласно X. Перельману [Perelman 1983], на первый
взгляд представляется, что различие между логикой и диалектикой, по Аристотелю,
в том, что в последней используются не-личностные техники рассуждения, а в
первой идет ориентация на личность отправителя (этос) и способ, которым он
пробуждает страсти получателя (пафос). Однако, как ни странно, для Аристотеля
риторика – это раздел диалектики [1354а: 9-27: 1356а: 30-31]. Здесь уместно
упомянуть, что труды Стагирита, дошедшие до наших дней не представляют собою
работы, созданные им лично: это, скорее, конспекты его учеников (ср. историю с
«Курсом ..» Ф. де Соссюра) – отсюда
известная «хромота» стиля работ, авторство которых приписывают Аристотелю.
После Аристотеля, благодаря влиянию логики Стои
(которая, кстати, совершенно иная, ибо ялвляется не субъектно-предикатной, а
сентенциональной), диалектика стала идентифицироваться с логикой как тенниса
рассуждения. В результате этого риторика расценивалась как связанная с
иррациональными компонентами бытия – волей, желаниями, страстями и т.п. У
Сенеки философия отделялась от риторики во имя господства разума. Для Цицерона
же, чтобы побудить человека воспользоваться разумом, необходимо единство
философии и риторики. В период Ренессанса (Ф. Бэкон) представлялось, что
риторика должна воздействовать на воображение, чтобы обеспечить триумф разума.
Рационалисты (П. Рамю, Р. Декарт) исключили риторику из сферы рассмотрения уже
потому, что разделяли форму (возможная сфера риторики) и содержание (занял е
для философии).
Однако, по мнению X. Перельмана [Perelman 1983],
позитивистский климат логического эмпиризма дал возможность сформулировать
новый подход к риторике. Он заключается в следующем.
В неопозитивизме рациональное ограничивается тем, что
позволяют нам верифицировать и
демонстрировать опыт и формальная логика. В результате, обширная сфера того,
что связано с действием (а это сфера опыта) – за исключением выбора наиболее
адекватных средств для достижения намеченной цели – является иррациональной.
Сама идея разумного решения не имеет значения и даже не может быть
удовлетворительно определена по отношению к целостному действию, в котором оно
(решение) осуществляется. В распоряжении логического эмпиризма нет иного метода
обоснования, за исключением основанного на теории вероятности. Иначе говоря,
нет ответа на вопросы: почему следует предпочитать одно действие другому; как
можно сделать выбор между разным целями. Если ответ на эти вопросы искать в
эмпирическом методе, то решение должно соответствовать утилитарным вычислениям,
а если это так, то все цели можно свести к единой цели – удовольствия или практичности,
а все конфликты ценностей должны быть выведены за пределы рассмотрения как
несерьезные. Такой ценностный монизм не соответствует реальному положению вещей
уже в силу свободы нашей духовной жизни, где механизмы интеллектуальной
деятельности несводимы к формальной логике.
Литература
Perelman H. The New
Rhetoric: A Theory of Practical Reasoning // The Rhetoric of Western Thought /
Ed. by Сolieri ., Berouist G, Coleman
W. – Dubuque (Iowa): Kendall / Hunt, 1983. – P. 403–425.
| 
